Храмостроительство

Автору, как правило, непросто обсуждать результаты своего труда. Подобно оценке собственных детей, болезненно заострять внимание на недостатках, известных, быть может, только тебе, но опасно и впасть в эйфорию от видимых достоинств. Как и детей, произведения трудно, но необходимо отпускать в самостоятельную жизнь, в которой им предстоит утвердиться и заслужить соответствующее мнение людей.

В текущем году мы завершили новую работу и расстаёмся с ней с особым волнением и любовью. Именно поэтому легче начать рассказ с чужих слов из уже вышедших публикаций. «Результат позволяет оценить храм как уникальный по своему внешнему облику и художественному убранству.

Эта уникальность определена той долей самостоятельности, с которой решён архитектурный объём храма, особенностью и качеством мозаичных композиций. Важно подчеркнуть, что самостоятельность авторского решения в данном случае вовсе не подразумевает что-либо из ряда вон выходящее или эпатирующее, как это нередко встречается в современной архитектуре.

Самостоятельность авторов проявилась в том особом чувстве меры, с каким они интерпретируют существующие традиции в русском храмостроении, в обоснованном комплексе исто ников (прототипов), которым они отдают предпочтение. Таким источником в первую очередь является церковное зодчество Великого Новгорода и Пскова. Именно оттуда пришло понимание возможного (необходимого) решения общего объёма храма, устойчивого, словно вырастающего из земли, неразрывно с ней связанного.

Храм святой блаженной Ксении Петербургской при больнице № 40, Сестрорецк.
ООО «Северная пчела».
Архитекторы: И. Г. Уралов, Г. И. Уралов, Е. А. Уралова, H. A. Левыкина.
Художник: С. Г. Кобышева-Кузьмина. Бронзовый диплом архитектурного смотра-конкурса «Архитектон-2016» в номинации «Постройки» (с преимущественно общественной функцией)

Этот общий объём включает и основную часть церкви с её одним сравнительно большим куполом, и «надвратную» звонницу. Нехарактерная для русского зодчества, ясно выраженная асимметрия объёма в своей срединной части плавностью линий напоминает стилистику модерна.

Уроки модерна ясно ощутимы и в наличии цоколя, каменный массив которого схож с северной архитектурой. Как мощные замки решены крестообразные входы в храм (запад, юг и север), в их верхней части расположены значительные по своим размерам мозаики…

Их автором найдена та мера, которая свойственна лучшим вариантам мозаик Северной столицы. В самом выборе прототипов, в характере их интерпретации, в особенностях цветового решения ясно ощутима интеллигентность, которой нередко так не хватает современным мастерам. Возвращаясь к общей оценке созданного, нельзя не отметить, что и архитектура, и декоративное убранство ясно выявляют приверженность авторов к Православию, следование существующим канонам, прекрасное знание и понимание христианского искусства. Этот храм является убедительным подтверждением жизненности традиции церковного зодчества, возможности выработки своего индивидуального почерка». (Из текста монографии «Святой Блаженной Ксении Петербургской посвящается». Н. С. Кутейникова, профессор, доктор искусствоведения. СПб., 2016.) К особенностям опыта православного церковного зодчества я лично отношу следующие.

• Иррациональность и одновременно каноничность, что не всегда может быть объяснено с точки зрения архитектурной логики.

Это ставит церковную архитектуру (вернее, архитектурное проектирование) на грань между собственно архитектурой и пластическими искусствами. При этом свою специфику задаче придаёт поиск пластического и даже литературного образа для конкретного объекта в конкретном средовом посвятительном контексте.

• Последствия советского периода, прервавшего эволюционное развитие церковной архитектуры и церковного искусства на сто лет, периода, который можно назвать атеистическим как по отношению к религии, так и по отношению к архитектуре в целом.

• Некоторую дезориентированность отечественного церковного зодчества на фоне экспериментов в этой области в западной практике второй половины XX века.

Прерванные национальные, православные традиции и внезапно открывшиеся свободы дали в результате гремучую смесь из требований недостаточно эстетически подготовленных заказчиков, неуверенного творческого предложения со стороны профессионального сообщества и колеблющейся позиции православной церкви в этом вопросе.

Однако при этом сохранение консервативного начала и отсутствие резких творческих порывов можно отнести, в определенной степени, к достоинствам момента, в связи с чем у нас есть возможность спокойно анализировать и сравнивать, как бы восстановить прерванное течение эволюции. Во всяком случае, мы не имеем или почти не имеем примеров проектирования «со сбитым фокусом», характерных для западной практики, когда, за редким исключением, архитектурное, пластическое своеобразие содержательно мало отличимо от того же своеобразия концертного зала, вокзала, стадиона или библиотеки.

К сожалению, в бытующей практике заметен разлад основных направлений отечественной православной архитектуры, равноудалённых от ожидаемого качественного результата. Во-первых, это фактически копирование, цитирование архитектуры XIX века, от классицизма до историзма и эклектики.

Во-вторых, уход в эксперимент, потеря связей с традицией, соединение с архитектурным, дизайнерским, строительным опытом 90-х — 2000-х годов, окрашенных спецификой частного заказа объектов жилья и торговли.

И наконец, архитектура православного фэнтези в духе «Града Китежа».

Главное же, на что нам следует обратить внимание, — это основополагающие свойства и качества архитектуры: контекстность, сомасштабность ситуации, архитектурной и природной среде, образность. Причём последняя не должна подменяться литературностью, буквальностью считываемой ранее пластики.

Кажется, многого из перечисленного мы избежали, и со стороны авторов было бы большой несправедливостью не отметить факт сотворчества, столь естественный при создании нового храма, однако не столь часто встречающийся. Круг инициаторов, заказчиков, инвесторов, подрядчиков был немал и весьма разнообразен: врачи и духовенство, предприниматели и чиновники, строители, конструкторы, инженеры, иконописцы, архитекторы и художники… Наши разногласия приводили к спорам, споры — к конфликтам, однако, что важно отметить, все примирялись признанием факта верховенства общего дела, несомненно, более значительного, нежели личные позиции и личные пристрастия. Да и взаимное уважение всегда брало верх. Важно, что люди, весьма далёкие от профессионального понимания искусства, поверили в правоту идей, заложенных в достаточно необычный, нестандартный проект, а авторы доверили им реализацию своего детища. Но, несомненно, для всех нас и то, что проектировался и строился храм «с Божией помощью». Его облик и внутренняя гармония говорят в большей степени об иррациональном наитии, нежели о следовании устоявшимся правилам и традициям или прямым историческим цитатам.

Он целиком «нарисован», а не вычерчен, не срисован, не «рассчитан по золотому сечению» (утверждение, которое нередко используется в качестве защиты не всегда безупречных произведений). «Почему у вас это сделано так? И это, это?..» Справедливо ответить: «Не знаю, так рука пошла». Храм невелик. Хотелось достичь впечатления большего масштаба. Отказывались от мелочей, сберегая и выявляя массы, объёмы, значение и выразительность немногочисленных узлов и деталей: все эти сопряжения, наклоны, уходы форм, пропорциональные человеку и среде соотношения… Основной объём, тело постройки — образ холма, на котором, как сама церковь, воздвигается барабан со шлемовидным куполом и который, ниспадая долу, как бы на ладони удерживает звонницу. И звонница, и купол в своём образе апеллируют к древнерусской архитектуре, избегая, однако, прямых повторов.

Для нас было важно решить и локальную градостроительную задачу: сохранить за храмом право визуально собирать и удерживать пространство, объединяя, казалось бы, несоединимые, разновременные и территориально разрозненные объёмы больничных корпусов, связывая их с природной средой, частью явленной в отведённом под строительство участке, в большей же степени — запечатлённой в дюнах, сосновых рощах и водных просторах прилежащего к Сестрорецку пространства. Было важно создать объект возвышенный и скромный, одновременно мужественный и женственный, в соответствии с образом святой блаженной Ксении. Хотелось наполнить, напоить пространство храма светом, льющимся естественно, как бы с небес, а не из окон. Хотелось, чтобы прихожане входили во храм не через банальные двери, но через порталы, как бы преображающие всякого входящего. Ещё хотелось достичь ощущения немногословности, тишины и покоя. Удалось ли и насколько — судить не нам. Сам я прихожу в церковь уже не как её создатель, а как смиренный прихожанин, и всякий раз задаю себе один и тот же вопрос: за что же мне было даровано такое счастье?

Об авторе:
Иван Уралов — заслуженный художник РФ, лауреат Государственной премии в области архитектуры, профессор СПбГУ.